Драбблы заказные

Название: Правда не здесь
Автор: Тёмный ангел огня
Фандом: «Перси Джексон и лабиринт смерти»
Персонаж/Пейринг: Лука/Перси
Жанр: Angst, Romance
Рейтинг: R (может, не дотянул)
Disclaimer: Рик Риордан, вы ведь тоже об этом думали
Warning: слэш и… эм, получается, что инцест всё же
Правила размещения: только с разрешения Ди
От автора: для [J]Добрая т.ДиДи[/J] по заказу. А ещё вдохновила работа  ~Annabeth~, вот эта самая

Потокомыслиевый драббл

Живые не попадают в Элизиум. И рая на земле нет. Знаешь, почему? Потому что боги завистливы, Перси.
Нет, не надо отвечать. Они – твоя семья, да? Сражайся за них, защищай отца, защищай потому, что любишь его, а не потому, что это правильно и справедливо.
Это было так… наверное. Здесь для Перси не существовало реальности, не существовало правды. Слишком далеко всё, обо что можно запнуться.
Здесь не было богов и титанов, не из-за чего было сражаться.
Здесь был Лука.
Это безумие, это смешно – но здесь он не был врагом. Здесь он был тем, кем был бы… будь всё иначе. По-другому. В другом мире.
Перси не спрашивал, как правая рука – а на самом деле и руки, и ноги, и рот, и глаза, - Кроноса, Лука, оказался в Огигии. Здесь Кроноса не существовало, правда?
Это время – неделя? Две? Тысяча? – лучшее время в жизни.
Но живые не попадают в Элизиум.
После визита Гефеста это стало ясно.
Думал ли об этом Перси? Наверное, да. Он разрывался от желания остаться и от ощущения неправильности этого. То, что хочешь, почему-то часто оказывается неправильным.
Перси плыл в озере, обнажённый, может, втайне надеясь, что вода скажет что-нибудь. Ведь стихия беспристрастна и объективна, у неё нет ни к кому симпатий.
- Перси.
С берега. Он.
Вернуться к берегу, к светлой скале. Почувствовать подхватившие его руки – прямо в воде. Ни одного вопроса – так надо, и Перси это знает. Это должно быть так… сегодня.
Вода в озере достаточно прохладная, но Перси кажется, что она вскипает и испаряется, едва коснувшись их кожи.
Губы собирают капли с шеи. Ладони ласкают под водой, гладят спину и ноги – и из-за воды, наверное, ощущается нереальность. Такого не бывает.
- Забудь в последний раз.
Завтра они уже будут в другом мире, своём мире… нет, не своём, свой бы они смогли исправить. Пусть даже на телах останутся прикосновения и ласки, пускай губы помнят вкус воды, прохлады и мокрого ветра, пусть так. Завтра они будут врагами, завтра они могут убить друг друга.
Но – завтра.

@темы: кому салат из персиков и лука?, фанфик, заказное

---

Так, по порядку.
Во-первых, это для Мели - ост Wind.
Во-вторых, у городской администрации странная политика. Они не могут обустроить ни один пляж, но сделали фонтан специально для купания. Хотя спосибо им за него.
В-третьих, меня умиляют защитники прав животных: "Выпустите всех на волю!". Бля, вас из городов на природу, в естественную среду обитания, выкинуть - вы как себя почувствуете? Где сам еду добываешь, хотя приучен, чтоб кормили в определённое время, где и самого сожрать могут? Вот то-то и оно.

---

И всё-таки меня дико убивает мпрег. Да, бля, люди, учите биологию! В мужском организме НЕТ яйцеклетки. И гормонов, нужных для вынашивания, нет. И, чёрт, в кишечнике нихуя не выносишь.
И ладно бы это был стеб - правда прикольно. Но когда парни на полном серьёзе прижимаются к своим активам (да-да, тут все роли, мать их, строго распределены), устраивают истерики и в конце "Я буду рожать через член" (с) неизвестный автор.
Честно, даже читать некомфорно. Ну некомфортно и всё.
Есть только два мпреговых фика, которые я читал без отвращения: "Чудо, связавшее нас" (ну, НаруСасу неплохой) и "Поцелуи в живот" (опять же НаруСасу).
Но всё равно странно. И неуютно. И как медика раздражает.

Вопрос: Мнение?

1. О да, ненавижу!		24	(43.64%)
2. Пошёл нахуй, круто!		12	(21.82%)
3. Если стеб или НФ - читаем, что.		13	(23.64%)
4. Мне *похуй* всё равно! (с) Правдоруб		6	(10.91%)
Всего:		55

---

Я идиот.
Я читаю слэш по мультику Бен Тен.
Блядь.

---

Детские мультики, бля.
Брат младший, один штук, сидел и смотрел телик. Мультик по одному из детских каналов. Ну, сериальчик такой, "Бен тен" - про парня, который может в инопланетян привращаться и мир спасать.
Парню летю шестнадцать, и тут он начинает !внезапно превращаться в определённого пришельца, сбегать от всех и жрать металл. А в обычном облике он жрёт солёные огурцы.
Понятно, почему я ржал. И угадайте, чем всё закончилось?

---

Еще раз про...

Лазил по дайрям и нашёл. Это в тему моего недавнего ориджа.

08.07.2010 в 11:32

Пишет  анорексия стервоза:

Сказать, что у меня чёрный юмор - ничего не сказать.

Подожди до вечера,
Делать будет нечего.
Твои губки бантиком,
А мои изрезаны.
Твои ручки бархатом,
А мои протезами.
Твои глазки светяться,
А мои зашитые.
Я сегодня такой милый,
Ты такой решительный.
Подожди до вечера,
Я нагрею лежбище.
На разделочном столе будешь со мной нежным ты.
Убирай же инструменты!
Выключай же свет!
Как отлично, что я мёртвый.
Как обидно, что ты нет.

@темы: не моё, стихи

---

Товарищи ПЧ явно не спешат рисковать здоровьем и честью.
Да не шугайтесь вы меня так.
Ладно, принимаю заявки на драбблы (меньше двухсот слов всё равно не получится, хех). Все мои фандомы+ориджиналы.
Мини-хотфест, что. Захотелось.

---

Как обещал

Название: И всё же нельзя
Автор: Тёмный ангел огня
Фандом: ориджинал
Жанр: драма, зарисовка, психодел
Рейтинг: R – из-за педупреждения
Warning: гет, некрофилия
Правила размещения: спрашивайте у Касталийца
От автора: заказная драббл-зарисовка для  Юный Касталиец
И вы можете что-нибудь попросить, я не сожру

Было ли это всегда – он не знал. Говоря по правде, ему и не хотелось. Заниматься самокопаниями, воспоминаниями, анализом – удел психологов. Тех, что находились через несколько зданий, где-нибудь на третьем этаже, в чистых, запылённых светом и заставленных цветами кабинетах. Они – птицы.
Он же был, скорее, крысой. В своём подвале, где, несмотря на все хитрости рабочих и завхоза, пахло сыростью. Пусть даже замороженной, но сыростью. Здесь ему не нужно солнце – лампы светят ярче и только там, где надо.
Он не любил шума и быстрых движений – они казались глупыми и некрасивыми. Он не любил этого все двадцать пять лет своей жизни. И двадцать из них старался избегать этого. Последние три года это удавалось особенно хорошо.
Он был неудачником с точки зрения многих врачей. Но и он кривился, когда случайно натыкался на некогда больных, которые прыгали вокруг кого-нибудь из докторов, всовывали конфеты и стрекотали о благодарности. Или когда орали на всю больницу о глупом и некомпетентном лекаре.
Нет, его пациенты были лучше. Они никогда не говорили. Не спорили. Не кудахтали и не скакали. Иногда они бывали уродливы, но неподвижное уродство – почти произведение искусства.
И он любил их. Любил холодность, твёрдость, совершенство застывших линий. Их красоту, которую уже никогда не исказит гримаса. Их безропотность – они всегда позволяли делать с ними всё, что угодно.
И он безумно жалел, что не может сделать такой её.

Она была пациенткой одного из психологов. Она ходила к врачу несколько раз в неделю с матерью – как с телохранителем и представителем. У неё была белая кожа – прозрачно-белая, призрачно-белая – и чёрные волосы, блестящие холодными искрами стали. Она иногда улыбалась и говорила что-то, но всё больше молчала.
Она боялась длинных коридоров. Она подкармливала печеньем собак на улице. Она теребила короткую прядку у щеки, когда встречалась с кем-то взглядом. Она плакала, тихо и безнадёжно, когда возвращалась с матерью от врача.
Он видел всё это, когда высовывал нос из своей норы, уже зная расписание её приходов. Он смотрел на неё и думал, что все её недостатки можно убрать, совсем просто.
Он мечтал о том, что однажды это случится. Может, он мечтал об этом слишком сильно.

Её привезли уже вечером, накрытую простынёй. Причина смерти – отравление лекарственными препаратами, предположительно, самоубийство, как сказал врач.
Когда он откидывал простыню, казалось, что это неправда. Сейчас весь мир был тихим и неподвижным – замороженный воздух, в котором не слышно звуков, яркий, но тоже мёртвый свет лампы, который не мешал.
Её тонкое, гибкое тело лежало на столе. Губы, чуть посинели, под глазами появились круги – но от этого она была для него ещё лучше, словно высеченная из камня.
Она была холодной и гладкой. Она была лучше всех, кто был до этого. Её руки и ноги были непослушными и жёсткими, словно у превращающейся в дерево дриады. Её глаза – чёрные, блестящие теперь хрусталём, смотрели на него.
А он… он ласкал послушное тело, забывая о времени, о конечности ночи, о назойливом мире.
Его слёзы падали и почти сразу остывали на её теле, превращаясь потом в колючие алмазы – украшение для неё.
Может, он плакал потому, что своёй любовью он может насладиться только один раз – ибо потом совершенное распадётся. А может, и нет – в причинах пусть разбирается психолог, который найдёт его завтра утром обнимающим и целующим прекрасное, но безжизненное для этого дурака тело.

@темы: ориджинал, зарисовка, заказное, гет

---

Пошёл дождь. Подольчане радуются.
Мозг малость посвежее стал, но ещё не совсем. В связи с этим у меня повышенная языковая активность.
А посему, до полного возвращения моего мозга в надлежащие рамки (чёрепную коробку) и для удовлетворения моей потребности в вяканье - флудим. Везде и всюду. Можно тут. Можно вопросы даже мне задавать, пока я ловибелен. Или даже стребовать с меня драббл.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

И да, это тоже моё

Название: Не твой
Автор: Тёмный ангел огня
Фандом: «Мефодий Буслаев»
Персонаж/Пейринг: Прасковья/Дафна
Жанр: Angst
Рейтинг: R
Disclaimer: Дмитрий Емец. Хех
Warning: фемслэш, насилие, жестокость, смерть персонажа
Правила размещения: с разрешения
От автора: на сообщество «Страсти по Емцу»

Подобное должно быть с подобным. Тигр не может любить птицу. Если уж и случится такой биологический парадокс, то закончится он весьма и весьма прозаично: либо тигр однажды решит поужинать птицей, либо птица устанет и улетит.
Но свет и тьма ведь ещё хуже. Свет не бросает и не может разлюбить. Но и достучаться до тьмы, сделать её светом – проще изобрести вечный двигатель. Остается один вариант – луч гаснет.
Но если не знаешь этого изначально?
Дафна, несмотря на крылья, флейту и возраст, была всё же женщиной. А известно, что для женщины любовь – главный сумасводящий фактор.
Поэтому сейчас Даф лежала на полу и смотрела вверх. Разглядывала – врага? соперницу? – её.
Как она, хранитель Мефодия, не почувствовала лжи? Почему купилась на обман так легко, словно ей было только три тысячи лет?
Отдай его мне.
Разумеется, Дафна поняла, о чем речь. О игрушке, которую она так хочет заполучить.
- Зачем? Он уже… уже светлый! Зачем он не тебе? – слово «почти» Даф удалось поймать на самом кончике языка.
Не ошибайся. Он получил силу мрака. Он не может служить свету.
«Это трудно ему – но трудно и другим. Эта сила не предназначена для света. Он как бойцовский пес, воспитанный на боях, которого учат приносить тапочки». Так сказал однажды Эссиорх, глядя на то, как Мефодий пытается сдержаться и не ударить Чимоданова за очередную глупость.
- Он не такой, как ты думаешь.
Это неважно. Просто отдай его мне – и я отпущу тебя.
Даф хотела сказать, что Мефодий – не вещь, чтобы его отдавать. Что человек сам выбирает, и он выбрал.
Но всё это так же недоступно для Прасковьи, как высшая математика – для муравья. Просто потому, что это ничего не значит для новой наследницы мрака.
Поэтому Дафна сказала по-другому:
- Страж-хранитель не отказывается от подопечного.
В глазах Прасковьи полыхнул отблеск тартарианского огня.
Миг – и они в пещере. Даф уже на ногах, руки заломлены за спину.
Внизу – лавовая река, пламенеющая огнём тысячи земных пожаров. А на берегах – люди, тысячи людей. Крики, стоны, безумные молитвы спутывали воздух. Извивающиеся тела, простирающиеся руки.
По щекам Дафны покатились слёзы. Люди, несчастные люди, которых не удалось спасти…
Дальше, светлая.
Холодные одиночные камеры. Абсолютно темные, наполненные только сосущей пустотой.
Выжженные поля, по которым ползают, скребут ногтями, умоляя хоть о кусочке хлеба, о нескольких зёрнах пшеницы.
Пропасть и люди, повисшие над ней на тонких верёвках. Они оборвутся, вот-вот оборвутся…
Даф плакала, хоть и знала, что только даёт Тартару силы:
- Зачем?
Прасковья молчала, её губы изгибались в усмешке. И дальше, по подземельям Тартара, прорываясь через крики и мольбы, через безысходность и боль…

Когда они вернулись, Даф не могла стоять на ногах. Она упала и заплакала.
- Зачем? Зачем?
Это будет наше с Мефодием царство. Он всё равно будет принадлежать мне.
А потом… наверное, это было какое-то зелье. Возможно, даже приготовленное магами с Лысой горы. Оно обожгло тысячью игл губы и рот. Оно проникло внутрь и держало изнутри, оплетя все кости и мышцы, не давая двигаться.
Оно дало Прасковье без труда раздеть Дафну. Оно чуть притупляло ощущения, но не настолько, чтобы Даф не чувствовала длинных ногтей, царапающих её руки, спину, живот, ноги. Губ, целующих её – по-собственнически, грубо. Пальцев, проникавших внутрь, обжигающих, непривычных, рвущих.
Оно не отпускало все эти несколько часов, когда Прасковья вызнавала все тайны тела и души Даф. Прасковья забрала её.
И все же, когда Прасковья занесла нож над грудью больше ненужной светлой, Даф приоткрыла губы, словно окаменевшие за то время, и сказала:
- Он всё равно не станет твоим.

@темы: фемслэш, что я курил?!!, фанфик, Дмитрий Емец, МБ

---

Ага, внезапно

Название: Сакура не цветёт вечно
Автор: Темный ангел огня
Бета: кто рискнёт?
Фандом: "Наруто"
Персонаж/пейринг: четвёрка Звука/Сакура; всё остальное, что найдёте - ваше
Жанр: ангст, вестимо; dark
Рейтинг: R
Размещение: только заказчик
Warning: как и просил заказчик, насилие, смерть персонажа, немного юри
От автора: моё с наруто-кинков. Хех

Тяжелый крест достался ей на долю:
Страдай, молчи, притворствуй и не плачь;
Кому и страсть, и молодость, и волю -
Всё отдала, - тот стал её палач!
Н. Некрасов

читать

Холодно… почему холодно? Она не спит с открытым окном. Никогда.
Сакура открывает глаза и пытается понять, где она и почему над её головой небо, а лежать так жестко и неудобно.
Что-то начинает проясняться. Пока только отдельными смутными образами: Наруто и Саске на крыше, слова Какаши «Всё станет как раньше», разговор с этим придурком, который так ничего и не понял, а потом…
Сакура вскочила. Да вот оно, то воспоминание, тот камешек, который она искала.
«Теперь ты и в самом деле меня достала».
Саске, пусть так, пусть ты меня ненавидишь, но позволь, пожалуйста, позволь мне просто быть рядом. Будь солнцем, которого нельзя коснуться, под которым можно только греться, только будь им для меня.
«Сакура… спасибо».
Шаги такие гулкие, когда под ногами камень. Кажется, что вот-вот проснётся вся Коноха.
Ге же ты? Пожалуйста, дождись меня. Я не смогу без тебя. Не смогу, не смогу…
По земле она бежит уже почти неслышно. Дальше в лес. Саске, каким бы гениальным он не был, он ещё не мог уйти слишком далеко.
Все правила ниндзя, все наставления словно вылетали из неё с каждым шагом. К чёрту, к чёрту всё.
Наверное, это было сильнее её инстинктов шиноби. Потом что в какой-то момент – восемьсот шагов от деревни? тысяча? – Сакура почувствовала, что влипла в паутину. Во всех смыслах.
- Эй, потаскушка, ты куда намылилась?
- Как грубо, Таюя.
- Замолчи, жирный кусок дерьма. Не твоё дело.
Розовая бабочка бьётся в липкой нити рядом с лицом Сакуры. Это было бы так легко заметить…
Цепкие гибкие пальцы впиваются в плечи. Через секунду земля врезается в ладони.
Кто они? Кто такие?
Не важно. Убежать, найти Саске…
- Куда это ты? – удар об дерево. Кажется, хрустнуло ребро.
- Неудовлетворённые болваны, на кой хер она вам сдалась?
Вкрадчивый шёпот ядом растворил мысли Сакуры. Она всё ещё не могла разглядеть говорившего, но слов… слов хватило.
- Просто ждать скучно, Таюя. Игры умеют занимать время. А игры с живыми существами – тем более.

Да, она отбивалась. Она всё же была ученицей Академии, да чёрт возьми, она шиноби. Она достала кунай и бросилась с ним на девушку - просто вывести её из строя и убежать, пока будет возможность.
Но через несколько секунд этот кунай пробил ногу Сакуры. Крик, казалось, разорвал её собственное горло.
- Теперь она никуда не денется. С разрезанными сухожилиями не побегаешь.
Несколько коротких, похожих на огненные нити вспышек боли – от шеи вниз вдоль позвоночника, потом на плечах и по бёдрам. Рывок.
Прикрыться, хотя бы руками, прикрыться…
- Эй, коноховская поблядушка, что такое? Твой сенсей тебя ни разу не ебал, что ли?
Кунай у горла.
- Пожалуйста…
- Заткнись.
Она хотела бы не чувствовать этого. Но она чувствовала каждого.
Многорукий – он слега придушил её, прежде чем начать, он сжимал грудь до боли, он…
Огромный жирдяй лапал её за ягодицы, ещё один – двухголовый – держал за ноги. Девушка держала за волосы, острие куная упиралось в шею.
- Нет, прошу…
- И ты, чёртова блядь, называешь себя куноичи? Да ты годишься только на поёбки в палатках.
Веки невозможно разлепить – слёзы словно склеили их. Грязь… грязь на теле, их руки перемазаны жирной грязью, Сакура чувствует её.
Резкая боль между ног, острая, похожая на лезвие. Щеки щиплет. От слёз или от стыда…
- Таюя, не следовало делать этого пальцами. Ты нарушаешь весь ход игры.
- А какого чёрта вы, ублюдки, мнётесь как девственники в борделе? Или вы импотенты поголовно?
Пальцы вминаются в маленькую грудь, сдавливают, оставляют ноющие кружки. Снизу толкается что-то большое и твёрдое – к ней, в нее. Оно входит и разрывает. Сакура чувствует себя полой игрушкой, которую заполняют, так тяжело, боже, мама, это, наверное, камень…
- Саске-кун, помоги мне… помоги, Саске-кун…
Тоже внизу и ещё больнее. Ещё больше. Её разрывают, тянут в разные стороны, снова, и ещё.
Мышцы в заломленной руке словно вот-вот порвутся. И больно уже не только внизу – наверное, там боль перешла своё абсолютное значение, заполнила всё, что могла, - и теперь растекалась по всему телу.
- Нет, нет…
- И как блядь ты тоже не особо. Бесполезная дура.
Саске, пожалуйста, Саске.
Боль растекалась отравленной кровью и испарялась в голове ядовитым туманом. Из тумана выступали Академия, мост в Стране волн, полигон, Наруто, Саске. Они смешивались. Вот уже и академия стоит на воде рядом с недостроенным мостом, Анко рядом с Забузой, чидори Какаши убивает Гаару, Наруто обнимает Саске... А вот и пещера, вот ниндзя звука, она сражается с ними. Больно. Две боли накладывается друг на друга, сплетаются в Сакуре.
- Помогите…

- Наконец-то ты пришёл, Саске. Ждать тебя – утомительное дело, за что только не возьмёшься…
Саске посмотрел на землю. Трава, где-то чёрная от крови, где-то сероватая. Что-то розовое, похожее на облетевшие лепестки вишни.
Тело, лежащее под деревом. Раскинутые в стороны руки и ноги. Луна, отражающаяся в глазах мертвым ртутным блеском.
- Мне жаль, Сакура.

запись создана: 14.07.2010 в 18:14

@темы: Сакура, что я курил?!!, "Наруто", фанфики, гет

---

Лютый ржач, позаимствованный у Тиф. Фтыкать всем, ибо автор знает толк в извращениях.

Сестренка
NC-17 | закончен 19.09.08, 01:00
Саске сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой. У него перед глазами мелькали красные облака, любовно нашитые кем-то на черную ткань; остро заточенные лезвия катан, кунаев и каких-то странных приспособлений с костяными рукоятками. Саске слышал крик, смех, голоса, один из которых звучал особенно громко и призывал всех присутствующих созерцать и наслаждаться.
Однако созерцал и наслаждался только Саске. Остальные ходили, скакали вокруг, исполняя одним им ведомый танец войны... Несколько раз мальчик честно порывался встать, но просто не мог этого сделать. Чакра давила его к земле, сжимала легкие огромной горячей ладонью - и после каждой попытки голова маленького Учихи болела все нестерпимее.
Да, сейчас он был именно маленьким, несмотря на всю ту вопиющую взрослость, с которой он старался относиться к жизни, несмотря на реки крови, простирающиеся у него за спиной - да, за эти два года Учиха Саске сгубил множество жизней - несмотря на Орочимару, который внушал ему, что ребенок перестает быть ребенком, когда познает плотскую любовь... О да, Саске в полной мере познал плотскую любовь...
Он не чувствовал себя грязным, отдаваясь Орочимару, потому что знал, за этим кошмаром последуют тренировки, а тренировки сделают его сильнее, а когда он станет сильнее... Он мечтал лишь об одном. Он мечтал убить своего брата. Он мечтал убить Учиха Итачи.
Учиха Итачи, никоим образом не считаясь с желаниями своего брата, возвышался над ним с жестокой ухмылкой, неприятно исказившей его красивое лицо. Его глаза, приковавшие к себе взгляд маленького Саске, светились во мраке подземелья страшным красным цветом. Губы Итачи дернулись, и он что-то произнес, сверху вниз глядя на брата, но Саске ничего не расслышал. Медленно, садистски медленно Итачи один за другим принялся расстегивать крючки на своем плаще. Затем изящно приоткрыл широкую полосу ворота. Его шея была перевязана обычной конохской повязкой. Сколько подобных Саске перевидал в своей жизни? Тысячу, две... он не знал. Так почему же он в ужасе вздрогнул, когда увидел протектор, закрывающий собой ложбинку между ключиц Итачи? Саске поднял взгляд выше. Глаза брата вновь сверкнули таинственным огнем. Губы дрогнули, произнося какое-то слово.
- Девятихвостый, - разобрал Саске сквозь вопли звуковиков, свист металла и рев взрывов.
В следующее мгновение все стихло. А может быть, Саске просто перестал соображать от ужаса.
Итачи тем временем обернулся и увидел, как медленно рассыпается тело Орочимару.
- Если я не дал Девятихвостому разрушить Коноху, то этот человек тем более ее не тронет, - спокойно произнес человек в надвинутой на глаза соломенной шляпе.
- Слава Богам, мы успели, - фыркнул парень в похабно распахнутом на груди плаще. - Еще бы немного, и мальчишка бы не смог контролировать зверя. Вот тогда конохцы пожалели бы, что не передали его нам с рук на руки, когда мы просили об этом...
- Заткнись, - прервал парня серьезный мужчина, наоборот закутанный в плащ так сильно, будто ему было холодно.
- Мы уходим, - откликнулся убийца Орочимару и направился к свету, проникающему из-за разрушенных стен бункера. За ним медленно потянулись остальные. Только Итачи и его подчиненный остались неподвижны.
- Итачи-сан? - задумчиво протянул Кисаме, делая несколько шагов в сторону старшего Учихи. - Вы идете?
Итачи не ответил. Его глаза заметно потемнели: узкие животные зрачки будто растеклись в стороны, как изящные тонкие черточки, размазанные неловкой кистью, и уже можно было различить в алой радужной оболочке очертания мангеке-шарингана. Затем, как в калейдоскопе, три кончика звездочки-мангеке оторвались от середины, превращаясь в маленькие запятые... а после глаза Итачи потемнели, приобретя самый безобидный вид.
- Итачи-сан? - вновь окликнул его Кисаме.
- Кисаме, как ты думаешь, кто эта очаровательная девушка? - в голосе брата Саске расслышал столько издевки, что больная голова моментально дала о себе знать, и его затошнило.
Кисаме уныло вздохнул, заранее предчувствуя, что в Деревне Скрытого Звука им с Итачи еще предстоит пробыть немало времени. Вот только если Итачи, судя по глумливому тону, намерен получать от этого пребывания удовольствие, то Кисаме в ближайшем будущем светил только голод и тоска.
- Я думаю, что эта очаровательная девушка - ваш брат, - без затей ответил Кисаме, остановившись метрах в трех от Итачи и не заметив даже, что стоит на волосах погибшего Орочимару.
Итачи удивленно обернулся.
- Мой брат? Мой глупый маленький брат? - и даже попытался состроить удивленно-невинное выражение лица. Как отметил Кисаме, довольно безуспешно. - Братик Саске, это ты? - Итачи снова повернулся к Саске и присел перед ним на корточки.
- Я, - послушно признался Саске, стараясь запахнуть рубаху на груди и просунуть ее широкий подол под фиолетовый шнур, обхватывающий его талию. Итачи эти попытки брата выглядеть более прилично только разозлили, и он, схватив Саске за обнажившееся плечо, дернул того на себя, будто выдергивая из одежды.
Саске приземлился лицом прямо на грудь Итачи и испуганно всхлипнул, стараясь встать. Итачи же противился этим попыткам, придерживая брата ладонью за затылок одной рукой, а другой развязывая уродливый фиолетовый шнур.
- Ни один житель Конохи не имеет права предавать свою деревню, - как сумасшедший шептал Итачи, сдирая с брата униформу Деревни Скрытого Звука.
Кисаме предпочел не лезть не в свое дело, в том числе не рассказывать Итачи о его, Итачи, собственном темном прошлом и о том, что он таки предал упоминаемую выше Коноху, притом сделал это с особой жестокостью. С мыслями о собственном благоразумии проголодавшийся Кисаме отправился на поиски продовольствия.
С тоской размышляя о том, что Лидер всем по случаю приобретения организацией всех зверей и злостного уничтожения Орочимару поставил пива, Кисаме обходил разрушенную деревню. Периодически он останавливался перед безжизненно раскинутым на камнях телом звуковика, наклонялся, обшаривал сумку, пристроенную у звуковика за поясом, снова вставал и продолжал свой обыск. К моменту, когда Кисаме наткнулся на сидящего на обломке каменного потолка Итачи, у него в запасе уже было три огурца, буханка хлеба, фляга, наполовину наполненная чистым спиртом, и чьи-то золотые серьги, выдранные прямо из чужих не очень-то красивых ушей. Кисаме понимал, что с мелким мародерством пора завязывать, но дурные привычки, привязавшиеся к нему на его исторической родине, никак не хотели искореняться.
Напевая одну из многочисленных народный песенок Деревни Скрытого Тумана, Кисаме разложил по карманам все, чем ему удалось разжиться, впился зубами в огурец и глянул на братьев.
Те представляли довольно печальную картину: младший, на котором из одежды остались только штаны, все время норовившие свалиться из-за отсутствия пояса и стыдливо подтягиваемые на место, сидел на коленях шагах в двух от Кисаме и постоянно всхлипывал; старший сидел на камне, широко расставив ноги и уперевшись локтями в колени, что придавало ему сходства с пьяным учителем Академии Ниндзя в Тумане. В одной руке Итачи держал кунай, пальцами другой отбивал ритм на собственной щеке. Взгляд его был задумчиво устремлен на Саске.
- Какая же ты дрянь... - лирически протянул Итачи, поигрывая кунаем. - Какая же ты дрянь...
Саске всхлипнул и подтянул штаны.
- Кисаме, посмотри на него, - попросил Итачи в своей обычной мягкой манере.
Кисаме послушно оторвался от поедания огурца и вытаращился на Саске. Желание как-то посодействовать своему напарнику и разглядеть в Саске нечто эпохальное было так велико, что Кисаме вдруг захлестнула волна детских воспоминаний. Ведь точно так же когда-то и он сидел посреди полуразрушенного зала, переполненного трупами, а перед ним, на каком-то обломке сидел человек сомнительной наружности. Его учитель. Выпускные экзамены Академии Ниндзя в Тумане были известны далеко за пределами деревни, и даже страны. Когда Кисаме положил всех своих однокашников, он был точно таким же порезанным и несчастным... Тряхнув головой, Кисаме хмуро откусил от огурца и шагнул вперед.
- Смотрю, - он подал голос, надеясь на какое-то логическое продолжение указаний Итачи.
- Что ты видишь, Кисаме?
- Мальчишку в больших штанах, - констатировал Кисаме. - Поцарапанного. Он плачет, вроде как.
Итачи оживился и потянулся вперед, равнодушно заглядывая брату в лицо. Саске попытался отвернуться, но ладонь старшего брата скользнула между прядями его волос, и в следующий момент Итачи с силой оттянул его голову назад, поворачивая лицо Саске к свету, с трудом пробивающемуся между обломками бункера. По покрасневшим в момент щекам скользнуло две слезинки.
- Теперь ты рыдаешь... - грозно прошипел Итачи, сжав зубы. - Неужели раскаиваешься? Неужели?
Саске всхлипнул, вздернул подбородок и подтянул штаны.
- Говори, сучка... - продолжал Итачи. - Говори это. Скажи, что ты раскаиваешься... Скажи...
Кисаме со скучающим видом проглотил остатки огурца и принялся за следующий.
"Начинается," - с тоской подумал он, глядя, как Итачи свободной рукой скользит по спине Саске, оставляя на бледной коже глубокие царапины. Итачи был абсолютно нормальным человеком. С ним можно было общаться, можно было работать, иногда он даже смеялся над анекдотами, которые рассказывал Кисаме, хотя, разумеется, мало что в них понимал. Он был нормальным человеком. До тех пор, пока не встречал побитого, обряженного в лохмотья темноволосого мальчика с волчьим взглядом. Все эти мальчики кончали примерно одинаково, с едва различимыми вариациями. Кисаме не понимал этой неистребимой страсти Итачи к подобному роду развлечений, по его мнению, с женщинами было гораздо приятнее просто потому, что там было за что подержаться. Но Итачи же не понимал его анекдотов... очевидно, какой-то национальный прикол.
Саске тем временем молчал и раскаиваться не собирался.
- Упрямая сучка... - с оттягом прошептал Итачи, запуская в волосы Саске другую руку. - Упрямая... сучка...
- Ты меня убьешь? - без особой надежды поинтересовался Саске, жмурясь от раздирающей затылок боли.
- Нет, - протянул Итачи, и его лицо снова исказила усмешка. - Нет, сучка, я тебя не убью... Если ты хорошо попросишь. Если ты мне заплатишь. Если ты выкупишь свою жизнь. Если мне понравится то, чем ты будешь ее выкупать. Ты ведь хочешь жить, сучка... Чтобы отомстить мне. Снова отомстить. За нашу дерьмовую семейку... за своего дерьмового друга... за свою дерьмовую бабу... такая же сучка, как ты...
- С... - Саске вздрогнул. - Что ты сделал с Сакурой? Ты убил ее?
Сакура - это было из другой жизни. Сакура - это было неприкосновенно. Сакура - это было последнее, что заставляло Саске держать себя в руках и позволило не сойти с ума окончательно. Если бы не Сакура, ему было бы плевать и на месть. Он сошел бы с ума в первый год обучения у Орочимару: от секса, от убийств, от бесконечной крови... Сакура...
- Ты убил ее?! - Саске вскрикнул так громко и неожиданно, что Кисаме выронил огурец. Тот прокатился по полу и остановился, запутавшись в рассыпавшихся по камням волосах Орочимару. Кисаме поморщился, но рассудив, что не поваляешь - не поешь, поднял огурец с пола и, любовно отделив от надкушенного места прилипшие к нему волоски и пыль, снова принялся за него.
- Нет, - Итачи жестоко усмехнулся. - Нет, я ее не убил... Я же сказал, у меня можно выкупить право на жизнь... и она выкупила. Знаешь, ей страшно понравилось...
Саске всхлипнул и нахмурился.
- Ты этого не делал, - в отчаянии прорычал он.
- Прости, братик, - Итачи скорчил не очень убедительную сочувствующую физиономию. - Прости. Но я это сделал. Рассказать, как я это делал? Рассказать, как нам с ней было хорошо? Ты хочешь послушать? А ты потом расскажешь мне, каким идиотом был, когда ушел к Орочимару... Взаимно приятная беседа.
- Я не верю.
- Глупенький маленький братишка... - почти с нежностью пробормотал Итачи и прижался щекой к дрожащей, исполосованной дорожками слез щеке своего брата. - Ты поверишь. Ты проверишь. Я тебе расскажу кое-что о ней, а ты придешь в Коноху и проверишь. Смотри, у тебя появился еще один повод выкупить у меня свою жизнь...
- Хватит! - Саске дернулся, вырываясь из рук Итачи.
Итачи отпустил его и нахмурился.
- Плохо, - спокойно констатировал он.
- Хватит... - Саске рыдал, тяжело сгорбив спину. - Я не понимаю... я не понимаю, чего ты хочешь от меня... Чего?
- Чтобы ты раскаялся, - буднично ответил Итачи. Кисаме про себя заметил, что тому надо меньше общаться с Хиданом.
- Не понимаю...
- Выкупи у меня свою жизнь. Давай.
Саске поднял на него заплаканные глаза, помотал головой и едва слышно пробормотал:
- Я не умею... - его голос звучал совершенно безумно. И вид у него был, как у сумасшедшего. Кисаме подумал, что Итачи принял логически верное решение, когда вырезал свой клан. Учиха - психи. - Я не умею...
Итачи грозно ухмыльнулся, сверкнув в темноте подземелья красным огнем первой стадии шарингана.
- Кисаме, давай научим моего маленького братика молить о пощаде...
Вот это Кисаме не любил больше всего: когда Итачи начинал втягивать в свои инцестуально-шизофренические игры его, кондового натурала. Делая вид, что не слышит призыва Итачи, Кисаме чрезмерно заинтересовано принялся разглядывать узоры, образованные на камнях волосами Орочимару.
- Кисаме? - Итачи оторвался от созерцания своего брата и обернулся. - Ты меня слышишь?
- Ну... - Кисаме замялся и забросил в рот огуречную попку. - Простите, Итачи-сан, увлекся.
- Чем? - Итачи презрительно поморщился, окидывая взглядом тело Орочимару.
- Да, знаете ли... всякое. Непостоянство материи. Необычные грани бытия.
- К черту необычные грани, - отмахнулся Итачи, снова отворачиваясь. Кисаме, воспользовавшись переключением внимания с его скромной персоны на Саске, извлек из-за пазухи третий огурец. - Я хочу, чтобы эта сучка просила меня.
Кисаме не стал уточнять, что сучка должна была просить, сочтя это неважным для своей дальнейшей жизни, и вернулся к своей нехитрой трапезе.
- Дай мне это, Кисаме, - спокойно произнес Итачи, сделав ударение на слове "это".
"Поехали..." - грустно подумал Кисаме. Логическое продолжение не любимой им истории. Во время всех этих похождений вторым приколом Итачи, после просьбы к Кисаме присоединиться, было требование короткого, но емкого "этого". За все годы сотрудничества Кисаме так и не усвоил, что же это должно быть. Обычно он отделывался каким-нибудь банальным "Простите, сегодня я это не взял", Итачи каждый раз относился к этому довольно легко, спокойно обещая ему прикончить его, если такое еще раз повториться. Но в следующий раз Итачи уже ничего не помнил, ибо состояние, в которое он впадал со всеми этими мальчиками, иначе, как временным помутнением не назовешь.
- Дай мне это, Кисаме! - Итачи начинал раздражаться.
Кисаме в растерянности протянул старшему Учихе огурец.
Почувствовав, как на его ладонь опустилось нечто фаллической формы, Итачи глумливо усмехнулся и протянул руку вперед. Тонкие пальцы вплелись в темные волосы младшего братишки, и Итачи с силой дернул его на себя.
- Я покажу тебе, как раздвигать ноги перед первым встречным, - тихо прошептал Итачи в маленькое, изящное, испачканное кровью ушко своего брата.
Огурец прочертил по спине мальчика ровную линию, усеивая обнаженную исцарапанную спину мелкими зеленоватыми бусинками огуречных зерен и оставляя мокрый след от смеси огуречного сока со слюной Кисаме. Итачи подцепил огурцом жалкие ошметки брюк своего братишки, и тот в момент оказался обнаженным. Старший Учиха удовлетворенно усмехнулся.
Глаза Саске в ужасе расширились, когда он почувствовал, как к его входу вместо горячей плоти, к которой он за время обучения у Орочимару успел привыкнуть, приникает нечто холодное и пупырчатое.
Для удобства Итачи перевернул огурец ненадкушенным концом и почти нежно провел огуречным хвостиком по ягодицам Саске. Услышав легкий вздох своего брата, Итачи приник к его уху и тяжело, возбужденно зашептал:
- Маленькая тварь... продажная девка... ты девка... Ты не брат мне, ты сестра. Маленькая сестренка...
Саске едва дышал, боясь показать, как слова Итачи действовали на него. Нежные прикосновения, мягкий голос... Он ведь любил Итачи... он ведь... любил... Итачи...
- Итачи... - тихонько, со всхлипом пробормотал Саске
Увидев, что брат расслабился в его руках, Итачи усмехнулся и резко ввел огурец в Саске.
Кисаме испуганно икнул. Стараясь заглушить бьющуюся в висках мысль "Им лишь бы продукт переводить", Кисаме достал флягу со спиртом и с большим сомнением понюхал горлышко.
- Кисаме, - мягко позвал Итачи, наконец приглядевшись к предмету фаллической формы. - Что ты мне дал?
Кисаме отбросил все сомнения и, быстро выдохнув, отхлебнул из фляжки. Поморщился, уткнулся носом в рукав.
- Кисаме! - Итачи отпустил огурец и, оперевшись на плечо брата, обернулся к подчиненному. - Ты меня слышишь? Что ты мне дал, я спрашиваю!
- Огурец, Итачи-сан, - послушно признался Кисаме. И уточнил для надежности. - Зеленый.
Итачи приподнял тонкие красивые брови, тряхнул головой и, пробормотав "Спасибо", вновь приступил к своему занятию. Подцепив ногтями почти полностью увязший в Саске обкусанный кончик огурца, Итачи вытащил его наружу, но стоило Саске облегченно вздохнуть, загнал его на место. Саске закричал еще громче. Кисаме снова отхлебнул из фляжки и уткнулся носом в рукав, завороженно наблюдая, как его еда то скрывается в младшем Учиха, то вновь выходит наружу.

Саске никогда не чувствовал себя таким униженным. Не было ничего, ни единого повода, чтобы оправдать его участие в этом кошмаре. Когда он спал с Орочимару, его согревала мысль о мести. Когда он минуту назад льнул к брату, его согревала мысль о детских годах. Но это... Самым ужасным было то, что огурец с каждым новым толчком задевал что-то у него внутри, заставляя Саске наслаждаться этим ужасом.
Минуту-две ему удавалось скрывать свое удовольствие в крике, но внезапно до слуха Итачи донесся совершенно откровенный стон удовольствия. Красные глаза распахнулись, губы расползлись в улыбке, обнажая белые зубы, которыми Итачи сразу же прикусил нежное ушко брата.
- Тебе это нравится, сучка... Самая настоящая сучка... Да...
Ощущение заполненности в сознании Саске крепко сплелось с возбужденным, хриплым голосом брата... К тому же Итачи давно уже слез с камня и навис над ним, а мягкая, нежная ткань его плаща дразнила напряженную плоть Саске... Удовольствие, в конце концов, достигло своего пика. Саске протяжно застонал.
Кисаме, давно уже усевшийся на пол рядом с трупом Орочимару, похлопал того по плечу и со словами "Клянусь, мужик, я такое впервые вижу!" впился зубами в извлеченную из-за пазухи буханку.
- Твою мать, - мягко произнес Итачи, проводя ногтями по животу Саске к поднимающейся от тяжелого дыхания груди, а затем к тонкой нежной шейке. - Твою мать! - Итачи уже кричал на Саске. Тот лениво поморщился и поднял на брата осоловевшие после оргазма глаза. - Посмотри, что ты сделал с моим плащом! Сука... Убери это!
- Как? - лениво осведомился Саске.
Глаза Итачи возбужденно загорелись.
- Слижи.
Саске непонимающе уставился на брата. Тот усмехнулся.
- Слизывай, - фыркнул он, скептически оглядывая своего брата, - сучка.
Саске послушно наклонился, приподнял край плаща Итачи и провел языком по белым пятнам. Итачи удовлетворенно зажмурился и стал похож на сытого кота. Кисаме понял, что больше есть не хочет. Если он выберется отсюда натуралом, то на вырученные с золотых сережек деньги купит себе пива и проститутку. А если нет... об этом думать не хотелось.
Сквозь слегка прищуренные веки Итачи наблюдал за тем, как острый кончик язычка Саске скользит по черной ткани его плаща.
- Сестренка... - тихо позвал он и сдавленно застонал, когда Саске поднял голову, откликаясь на нехитрое обращение. - Сестренка... Кисаме, у тебя есть что-нибудь для моей сестренки?
Для "сестренки" у Кисаме имелись треть фляги чистого спирта, половина батона, серьги золотые в количестве двух штук и Самехада, с которой девушке, конечно, не пристало, зато такой больше ни у кого нет... С трудом поднявшись с места и сбросив Самехаду на мертвое тело Орочимару, Кисаме шагнул к братьям. Саске поднял на него совершенно мутный взгляд... и Кисаме не выдержал. Ладонь сама скользнула в карман брюк, нащупывая тоненькие, изящные золотые сережки.

@темы: Итачи/Саске, ололо, "Наруто"

---

Хехе, кажется, наруто-кинки воскресли. О да.
Тут классный стеб на поржать.

---

Открываю прелести нового фандома в надежде его поиметь.

---

Знаете это сообщество?

А я вот нашёл.

И даже заявки интересные нашёл.

@темы: ссылаю я вас, фанфики, Дмитрий Емец

---

Фандомный флешмоб. Мне скучно, что.

Вы даёте мне фандом - и я вам тоже (по высказанному желанию), и мы отвечаем на следующие вопросы:

1. Первый персонаж, в которого вы без ума влюбились
2. Персонаж, в которого вы никак не ожидали влюбиться до такой степени
3. Персонаж, которого любят все, кроме вас
4. Персонаж, которого вы любите, а остальные ненавидят
5. Персонаж, с которым вы переспите хоть щас
6. Персонаж, на которого хотите быть похожим
7. Персонаж, которого вы готовы прибить
8. Пейринг, от которого сносит крышу
9. Пейринг, который вы ненавидите
10. Пейринг малопопулярный, но доступный вашему пониманию

@темы: ФМ, но не Питер

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Собралися раз пииты...

Тут. В комментариях. Много деймосовско-паутеневско-темнецкой импровизации. Хех.