У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Название: За день до в... Автор: Мечтатель Сашка Фандом: ориджинал Жанр: сказка, драма Рейтинг: PG От автора: кто заметит нехилый намек в конце - тому респект; и да, тут заметно влияние все-поймут-какого писателя
читать дальше Если бы Марту спросили, как называется её город, она бы никогда не ответила. Да и на вопрос, в какой стране она живет, тоже. Не потому, что не знала - знала Марта как раз очень много, особенно про свою страну. Просто как можно произнести вслух название страны сказок? Это то же самое, что выдать друга, который прибежал к тебе и спрятался под кроватью, старшим ребятам, которые бежали за ним. И сейчас Марта сидела у раскрытого окна и смотрела, как легионы солнечных лучей теснят армию серой апрельской мороси. Та поддавалась неохотно, но у нее не было выхода: даже на её территории уже совершались диверсии: ветки стряхивали с себя оккупировавших их холодных солдат-дождинок, водосточные канавы собирали их и изгоняли прочь. И везде зажигались фейверки победы - самые ранние цветы, которые вспыхивали и не гасли. Марта давно ждала этого: с самого начала дня она сидела у окна сначала с книгой, потом с вязанием, а потом, позабыв все наставления, просто с распахнутым окном, в которое она то и дело высовывалась. Её спина и волосы моментально намокали, и Марта со смеющимися вскриками отпрыгивала в комнату. Здесь, в тепле, вода расползалась серым туманом, который сразу же терял весь свой цвет, а вместе ним - и всю воинственность. Ганс, заглянувший как раз в один из таких моментов (Марта как раз высунулась из окна), рассмеялся и щелкнул пальцем по дверному косяку: - Ты что, хочешь перенести на себе и испарить весь дождь? Даже не старайся, дядя сказал, что это на весь день и всю ночь, а он знает, что говорит. Марта подставила руки под дождь, а когда Ганс, видимо, решив, что она его не услышала, подошел ближе, брызнула на него мелкими каплями. - Теперь ты похож на принца в парадном костюме? Ганс, - сказала Марта. И в самом деле, при свете ламп брат заискрился, словно осыпанный алмазной пылью. - Нет, я в этом не участвую, - Ганс стряхнул с себя всю драгоценную пыльцу и вышел, бормоча что-то про девчонок и их неправильные шутки, над которыми никогда не засмеется ни один мужчина. Но это было давно, давно - наверное, три четверти часа назад, а сейчас Марта натягивала куртку. Это была, наверное, самая огромная вещь в доме. Столь любимые мамой шкафы, столы и бюро, хотя и должны были быть в сантиметрах гораздо больше, таковыми не выглядели: слишком они хрупкие, изящные, миниатюрные. Как мама. А куртка была отцовская, и она была очень большой: даже сейчас в ней могли ходить и папа, и Ганс, и Марта, причем одновременно, а в карманах можно было потеряться. Когда-то в детстве папа говорил, что куртку наденет сам, а Ганса и Марту рассадит по карманам. - Мамочка, мама, я погуляю пойду! - крикнула Марта. Правда. сначала получилось, что она крикнула это на улицу; но она тут же развернулась и крикнула то же самое в дом, надеясь, что её слова поплутают немного в лабиринте комнат и найдут кухню, где была мама. Новые сапожки стучали по тротуару и вбивали в него музыкальный ритм шагов Марты, чтобы тот передал их в чьи-то ноги и чтобы они бежали так же весело и легко; разбитые лужи прыскали в стороны; невысокие дома грелись на солнце, как кошки после купания. И мимо этого, среди этого, в этом шла Марта. В этот момент она могла бы показаться призраком из замка дождей и света (что подразумевает радугу), или вышедшей из моря русалочкой, или даже самой весной: её русые волосы с золотистой патиной волосы, её впитывавшая солнечный свет кожа, её глаза, похожие на осколки неба, и даже её зеленое платье, которое пряталось под отцовской курткой - все это казалось, да и было, зыбким и в то же время реальным. Если смотреть на неё, она не представлялась обманом уставших глаз, но, будьте уверены, если вы коснетесь хотя бы кончика волоса, она исчезнет. Марта свернула на Сиреневую улицу. Правда, сейчас она была скорее Мокрой: дождь размыл зеленый цвет с молодых листьев по дороге, домам, палисадникам и даже прохожим. Трое мальчишек, которых тоже было видно как сквозь бутылочное стекло, прыгали по лужам. Брызги влетали выше их голов и окутывала всю троицу невероятной системой зеркал. А потом эти зеркала падали и разбивались, и Марта видела, как крошечные мальчишки, зародившиеся в капле от солнечных лучей и выбравшиеся их стеклянного плена, разбегались в стороны и прыгали в траву. А завтра их большие и настоящие братья будут очень удивлены, когда найдут какие-нибудь мелкие, давно потерянные вещи, и расскажут мамам про добрых гномов, которые ищут сокровища и отдают их хозяевам. Мамы - взрослые, улыбчивые, с закатанными до локтей рукавами - конечно, улыбнутся и скажут, что видели этих гномов, когда те приходили на кухню подкрепиться после тяжелых поисков и раскопок. На углу улицы Марта столкнулась с Анне. Вернее, все столкновение происходило гораздо медленней в действиях, хотя и гораздо быстрей во времени: сначала кончики пальцев Марты - она по привычке размахивала рукой - коснулись чего-то тонкого и влажно-скользящего, потом снова короткий замах назад, и это скользящее чувствуется уже не как мираж весеннего воздуха, а как реальный рукав шелкового пальто. Короткая дорога взгляда - вверх по рукаву, споткнуться на ярко-желтом шарфе, выбраться, обняв за тонкую белую шею - привела к лицу с румянцем, который прожигал щеки и даже глаза заставлял пламенеть. Знакомое лицо в рамке из коротких каштановых кудряшек - лицо Анне. Они только поздоровались и перекинулись парой настолько простых и вечноупотребительных слов, что их даже не запоминаешь, если только они не сказаны тебе - только в этом случае ты понимаешь их смысл. А потом Клэр свернула в зеленоватую дымку, а Марта побежала вперед - туда, где эта дымка становилась прозрачней и суше. Анне не сказала, что там - значит, есть причина, чтобы пойти. Через три дома у дороги рос ящик с падшими с неба звездами нарциссов. Возле них неизменным спутником летало по кругу вытянутое пятно, при внимательном рассмотрении (даже без телескопа) оказывавшее садовницей, которую Марта называла Флоридой. Эта маленькая круглая планетка летала вокруг своих звезд и сейчас, что-то бормоча. Цветы чуть вздрагивали и протягивали к Флориде свои лепестки, как маленькие дети тянут руки. Если Флорида сейчас наклонилась бы, желтые лапки обняли бы её и поставили в центр своего ящика. Марта бежала к центру города, к желудочку его сердца, где кровь доли секунды отдыхала, прежде чем помчаться по бесконечному и оттого самому сложному лабиринту - лабиринту круга. Она забежала в кондитерскую. Здесь пахло сливками и фруктами, пропитанными сахаром, разбухшими от дрожжей булками и шоколадом. Рядом с прилавком стоял продавец, на первый взгляд сливавшийся со своим товаром - он был просто огромным тортом с нарисованными глазурью глазами и усами, которые выстругали из шоколада. Наверное, так его и сделал когда-то кондитер - в своей печи, своими руками. - Проходите, проходите, - а вместо голоса кондитер, видимо, залил продавцу патоки и добавил в неё немного коньяка для особой убедительности. - Чего-то хотели? Чего вы хотели? Хотите попробовать или вы за проверенным? Марта покачала головой, пытаясь разорвать сахарные нити дурмана, которые по воздуху подползали к ней, вползали в нос и глаза и оплетали сердце, голову и желудок: - Я зашла сказать вам очень важную вещь. Продавец закивал, перекатывая во рту слово «Конечно». Он перекатил его три или четыре раза, а потом посмотрел на Марту - словно перекинул эстафетный мячик. - Видите ли, - сказала Марта, - возле вашего магазина уже не пахнет сладостями так сильно, как раньше. Она сказала это тихо и серьёзно - если бы древнегреческие статуи богинь - не Афродиты, конечно, а богинь построже - могли говорить, то это слышалось бы именно так. Шоколаднокрошечные брови продавца сошлись по обеим сторонам баррикады-переносицы, оттолкнулись от неё и разошлись. Он зажмурился, а потом вдруг распахнул веки так, что его глазурно-лазурны глаза едва не отлетели. - Как же так? - воскликнул он. - Что же мне теперь делать? Как теперь станут находить мою лавку? Покупатели наверняка пойдут теперь к колбаснику Альберту вместо того, что зайти ко мне! Он продолжал восклицать и посматривал на Марту, подмигивая ей попеременно правым и левым глазом. Марта рассмеялась, и это, видно, сбило какую-то настройку внутри продавца, потому что он два раза подряд подмигнул левым. Марта наклонилась над прилавком, прикрыла ладонью лицо и зашептала: - Я скажу вам, почему это случилось, но только вы дадите мне одно пирожное с шоколадным кремом, хорошо? Продавец посмотрел на Марту, потом на поднос со сплетенными из рассыпчатого теста корзиночками с ягодами. Он смотрел на них несколько секунд, словно спрашивал, выгодная ли это сделка. В «корзинках» ведь каждая ягода подсчитана, значит, и они сами должны уметь что-то просчитывать. - Хорошо, - сказал он и достал с витрины огромную трубочку из тонкого, как кожа, теста, облитую шоколадом. - Хотел на витрине для красоты оставить, но ведь наше дело важнее? - и он снова подмигнул. Марта взяла трубочку, закрученную ещё в несколько трубочек - уже бумажных. Потом зашептала: - Это дождь. Он смыл весь запах вниз по улице, к выезду. Там теперь пахнет так, будто вы туда переехали. Честное слово, я сама почти поверила и даже пошла туда. Продавец стукнул себя двумя пальцами по лбу, словно забивал эту мысль себе в голову: - Ну конечно же! Ах, Марта, милая Марта, что бы я делал без вас? Я бы сам никогда не додумался. Но что же теперь делать? Как пригнать запах обратно? - Что вы, что вы, не надо его пригонять! Просто попросите кондитера готовить больше пирожных, варить больше крема, печь больше булок. Тогда запах сам вернется. Ведь один-то он ничего не значит. Продавец прижал руку к груди и поклонился: - Марта, вы снова меня выручили! Спасибо вам, милая Марта, вы настоящая спасительница! - он выплевывал восклицательные знаки вперемежку со словами в количестве куда большем, чем указано здесь, ничуть не смущаясь того, что нарушал какие-то правила грамматики. А Марта уже попрощалась с ним и побежала дальше, размахивая бумажным пакетом с пирожным. Её бег всколыхнул начавший было собираться туман, и тот перемешался с воздухом и растворился в нем. Марта бежала и считала перекрестки. Вот первый - дом из красного кирпича с огромной красной трубой цветка на подоконнике. Второй - поляна с пятном клумбы на ней. Третий - ловушка веток сирени. Одна из этих веток вдруг вытянулась и схватила Марту за руку, а потом дернула к себе, в себя, в клетку ветвей. - Нильс, Нильс, я сейчас пакет потеряю, Нильс, подожди! - Марта смеялась, и птицы, которые словно заслышали в этих звуках что-то знакомое, отозвались из кустынной бездны. - Ты опоздала, и мне пришлось спрятаться. Так что теперь ты не имеешь права жаловаться, все справедливо, - отозвался куст-похититель. Этот самый куст с каждым движением все сильнее менялся: из бывших трещин блеснули глаза оттенка светлой древесины, морщинистая кора превратилась в светлую кожу, разворачивающиеся зеленые кудри листьев - в темную короткую поросль, - словом, куст становился Нильсом и жаловался, как полчаса назад Нильсу пришлось стать кустом. - Я совсем не опоздала. Мы договорились выходить сразу, как дождь закончится. А в том, что ты бегаешь быстрей, виновата не я, а твой брат, который вечно загонял тебя на деревья. Нильс засмеялся - на этот раз стайка перепуганных птиц выпорхнула из кустов - и спросил то, что готовил сам так же, как Марта - этот свой ответ: - Сколько сегодня? - Если считать каждого мальчишку по отдельности, то пятеро, - сказала она. Нильс зажмурил один глаз. Вторым он продолжал рассматривать Марту, словно хотел сконцентрировать её в своей внутренней картинке видения. - У меня четверо. Но стоп - мальчишки были вместе? Задумка была одна? Марта медленно опустила голову и тут же вскинула её. Волосы хлестнули по спине, как хвост рассерженной кошки. - Да. - Тогда у тебя всего трое! - Нильс даже подпрыгнул. - Но их-то было трое сразу! - Но идея-то была одна! Слова их спора застревали в ветках сирени и строили вокруг них свой кокон. Слова Марты, как более большие, оседали чаще, зато слов Нильса было больше. Так и не решив, чей же словесный кокон крепче, они начали рассказывать друг другу эти истории. Нильс встретил сына колбасника Альберта и решил, что тот только что приехал из деревни, где лично выращивает коров с самонарастающим мясом; а часовщик, по его мнению, уменьшается для того, чтобы починить часы, и лезет им внутрь целиком, а не одними инструментами; о встреченной на окраине города птичнице и говорить нечего - она точно летает на своих гусях над всем городом, потому и все знает; а дядя Марты наверняка сам насылает непогоду, а потом рассказывает о ней как о чем-то, вызванном не им, а природой. Нильс рассказывал хорошо, и, когда он закончил последнее слово и посмотрел на Марту, она подумала, что ни за что не скажет ему ни слова и вообще больше никогда не скажет никому ни слова, потому что говорить так хорошо она не умела. Но Нильс не отводил взгляда, и Марте пришлось говорить, иначе Нильс начал бы читать её мысли, а уж там все и вовсе спутано, как у мамы в коробке с нитками. И Марта рассказала про трех мальчишек и их крошечные разбежавшиеся отражения, про Флориду и её цветы, про продавца в кондитерском и уплывший запах. Нильс умел ещё и хорошо слушать - он наклонял голову на одно плечо и смотрел на собеседника, а если тот начинал путаться в словах и пальцах под этим взглядом, то Нильс опускал глаза вниз и смотрел на свои пальцы, которые словно вылавливали что-то из воздуха. Наверное, Нильс ловил и разглядывал слова, но точно об этом никто не знал. Может, потому, что Нильс никогда не держал их долго: поймал, посмотрел и тут же отпустил. - Кажется, я сегодня проиграла, - сказала Марта. Нильс что-то сжал в пальцах и тут же отпустил. Помолчал. А потом ответил: - Конечно, оно так, историй-то у меня сегодня больше. Но с продавцом - это очень интересно. Получается, что сегодня ничья. Марта протянула Нильсу пакет: - Тогда вот приз от меня. Нильс отошел на шаг назад, словно в странном танце с расцепленными руками партнеров. Марта подошла к нему, и он снова отступил, повторяя свое предыдущее движение. - Да ты чего? Бери. - Не возьму. Я сегодня приз от себя не приготовил. А раз так, то каждый при своих - это тоже ничья, - буркнул Нильс. - То есть как так? - возмутилась Марта. Возмутилась вся - от покрасневших щек до голоса. - Раз нет победителя - то каждый в чем-то побежденный. Значит, должен что-то отдать. И каждый в чем-то выигравший - значит, должен что-то взять. - Но я ничего не придумал! - Тогда придумаю я! Марта начала думать. Она осматривала все вокруг и думала, прищуривала глаза, глядя на город сквозь ветки сирени, и думала, всматривалась в улицы и думала. Вдруг её взгляд перескочил на Нильса: - Я знаю, что мы сделаем. С тебя поездка на автобусе! Остановка была не слишком далеко, но ждать им пришлось ровно столько, сколько времени было до дома. Но зато они ехали в новом, только что выехавшем из чрева завода и принятом заботливыми руками акушеров-рабочих автобусе. В окно автобуса билась бабочка. Она летала по салону, ища в высоком лабиринте фигур свет - проблеск выхода, и летела на него, снова ударяясь о стекло. За две остановки до дома Марта посадила бабочку в коробочку из ладоней и вышла вместе с Нильсом. Оказавшись на улице, она разжала руки. Бабочка выпорхнула, покружилась на ветру и снова направилась в автобус. Марта ахнула: - И зачем ей туда, когда кругом такая чудесная погода! Давно такой хорошей весны не было. Нильс посмотрел на неё: - А не страшно? - видя, что Марта не отвечает, он продолжил: - просто когда все хорошо - то не важно, какая весна. А хорошая весна - это как будто единственное утешение тем, у кого больше ничего нет. - Неправда! - после этого слова Марте пришлось отдышаться - так все пылало внутри. - Вот у нас сейчас все хорошо, а весна хорошая именно от этого. Мы сами её делаем, вот как я думаю. Нильс улыбнулся. Это сейчас был единственный возможный и, наверное, единственно верный ответ. Вечером Марта улыбалась. Она посмотрела на календарь, и улыбка стала ещё шире и глубже, уже не просто до сердца, а разрезая его, но совсем не больно. Она оторвала лист от календаря и легла спать. Завтра, девятого апреля тысяча девятьсот сорокового года, она продолжит эту ослепительно радостную весну.
Вы, наверное, спросите, откуда я знаю все это? Я отвечу, поверьте. К старости люди становятся разговорчивы, даже писатели, из которых обычно ничего не вытянешь - они же слово бояться потратить вне книжки. Я был именно таким, да и сейчас я такой. Но эти слова, в отличие от всех прочих, никогда не будут проданы. Но я говорил о Марте. Марту я видел один раз в своей жизни - на фотокарточке, которую мне зачем-то привезли. Она-то и научила меня той игре, в которую играла с Нильсом: придумывать истории о людях, которых ты лишь однажды или лишь случайно видел. Вы скажете, что это невозможно. Что я придумал Марту и придумал игру. Но поверьте, это так, именно Марта меня научила, а потом я написал и о ней. Я вижу, как путаются в ваших глазах мои мысли. Как жаль, я ведь правда очень хотел рассказать вам.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Название: Между бездной и небом Автор: Мечтатель Сашка Тип: фемслэш Рейтинг: PG-13 Жанр: фэнтезийно-сказочная фантастика Предупреждения: условный фем От автора: вообще мне явно стоило поменять идеи и оставить это на миди (а то и вообще макси получается)
читать дальше Сначала на небе появилось небольшое темное пятно - вроде плесени на потолках нижних квартир. Но оно быстро увеличивалось и наливалось чернотой; воздух под ним начал бурлить и вздуваться пузырями, будто закипал. А потом раздался этот звук, настолько громкий, что казался не слышимым, а осязаемым. Все вокруг встряхнуло, а тень, которая расползлась на все видимое над головой небо, лопнула и разлетелась множеством маленьких теней. - Готовься! Некоторые прорывали небо и падали вниз. Через несколько секунд воздух наполнился дождем из них. - Огонь! В одну из теней - впрочем, теперь это было слишком плотным и явно не призрачным, чтобы так называться - врезался небольшой белый снаряд, который тут же обхватил её огнем. Оно не долетело до крыши нескольких метров. Вернее, долетело - став пылью. "Дождь" быстро загорался, быстро сгорал и быстро редел. - Снаряды беречь! Мелкие части доставайте вручную! В воздух словно взвилась стая огромных птиц. Впрочем, птицами и называли королевских гвардейцев. Они петляли между огненными каплями и выхватывали те осколки, которые можно было унести - их сожгут потом. Все шло как обычно. Командующие удивлялись разве что тому, что это была уже вторая подобная операция за десятилетие. До этого такое случалось не чаще чем раз в лет пятнадцать. Однако удивляться в ближайшее время придется ещё много чему. Например, тому, что не все гвардейцы скинули пойманное в кучу для сожжения. Или что помимо опытных в небо взмыл ещё один - в зеленой куртке. Хотя если бы они знали это тогда, то на дальнейшие удивления у них не было бы ни сил, ни возможностей.
Между домов мелькнула быстрая тень. Разглядеть, кто же это, было невозможно, однако все знали, что с такой скоростью и маневренностью могут летать только гвардейцы. "Ещё бы, с такими крыльями!" - конечно же, именно этими словами запотевали все окна. Гвардейские крылья конструировал Дже. А уж он экпериментировал только для улучшения, а не как его ученики-конструкторы - "главное - чтоб было, а для чего - дойдет в процессе". В каком именно процессе - умалчивалось, однако жители полагали, что падения. Гвардеец, летевший по городу, числился в списках как Яр, зеленомундирный двадцать седьмого отряда, двадцати лет. Это имя мы пока ему и оставим. И разумеется, так мчался он ради девушки. Девушка это в буквальном смысле свалилась с неба два дня назад, во время операции по уничтожению мусора. Яр впервые был на такой, и ему не понравилось. Однако вдвойне ему не нравилось то, что пришлось сделать. Яр пролетел под строительными опорами - город решили поднять ещё на семь этажей. Хорошо, ведь низина захватила своими склизко-разлагающимися, кишащими жуками щупальцами уже минимум два нижних уровня. Если не запечатать их в бетонную клетку, то городу очень скоро придет конец. А вот и его окно - единственный ещё не выбитый глаз дома. Хотя, может, на нижних уровнях и есть что-то, но туда не рисковали соваться даже маскировочники, а ведь они были лучшими в гвардии. Но низине, как видно, было наплевать на их статус. Яр распахнул прозрачные створки и встал на пол. Спину и плечи тут же пронзили электрические иглы. Рука потянулась к животу, к застежке. Яр секунду смотрел, как его собственные пальцы пытаются расстегнуть крепления, а потом, опомнившись, дернул за марионеточные нити нервных окончаний. - Рано пока, - сказал он. - Ещё дела есть. Когда стоишь на ногах, с любыми крыльями тяжело: хоть с гвардейскими с их невероятными антигравитационными устройствами и ускорителями, хоть со старыми механическими, в которых возможность не упасть в низину была прямо пропорциональна силе мышц. Цепляясь крыльями за все, что ещё можно было зацепить, Яр прошел в самый конец комнаты. Девушка сидела тут, завернувшись в одеяло, как... Яр бы сказал, что как гусеница, вернее, даже бабочка в коконе. Если бы знал, что такое "бабочка" и "кокон". - Вставай, - сказал Яр. - надо идти. Девушка посмотрела на него - Яра словно проткнуло ещё одной иглой, на этот раз ледяной. Он коснулся пальцев, вцепившихся в одеяло, но игла вошла только глубже, прибавив, кажется, немного едкого, как испарения низины, страха. - Просто нужно переселиться в другое место. Тут сейчас быть нельзя, слышишь? Девушка только сильнее вжалась в свой угол, будто надеялась продавиться сквозь стену и оказаться по другую сторону. Яр не сдержал смешок - там была уже затянутая низиной квартира. Так что безопасность была более чем спорной. Яр продолжал говорить и неизвестно зачем гладил девушку по пальцам. То, что она его, скорее всего, не понимает, он понял в первый же день, когда он притащил её домой после той самой операции. Девушка, которую он выловил среди огнекамнепада, придя в себя, первым делом спросила что-то. Спросила на абсолютно незнакомом языке. Она повторила этот вопрос несколько раз, и один раз Яр попытался ответить. Позже он тысячу раз пожалел об этом, вспоминая, как девушка затряслась и бросилась к окну. С тех пор она больше не произнесла ни слова. - Не бойся, - он продолжал говорить банальные фразы: ничего лучшего на ум не приходило. Хотя какой смысл: даже если б он умел говорить так же гипнотизирующе, как король, для девушки это все рано не отличалось бы по смыслу от шебуршения тараканов за стеной. Хотя нет - шебуршение говорит хотя бы о том, что пора переезжать. Яр попробовал поднять девушку, но она вырвалась и снова забилась в угол. Конечно, он мог сейчас добавить в свои действия чуть больше силы, но... вы когда-нибудь летали по городу с извивающимся, отбивающимся и царапающимся грузом? Яру совсем не хотелось проверять, через сколько кварталов он рухнет либо от неосторожного движения, либо от потери крови - в остроте коготков он уже успел убедиться. На столе лежал небольшой кусок бумаги. Яр схватил его, отыскал карандаш и принялся рисовать. Сейчас это последний способ объяснить что-то. Навряд ли подействует, но все же... Рисовал Яр всегда неплохо, хотя, разумеется, такая ценная вещь, как бумага, ему для этого не давалась, да и за роспись по стенам он нередко получал, причем отнюдь не конфет. Он взял девушку за руку и положил рядом с ней рисунок. Дом, окруженный ружьями - крылья - безопасный дом. Три небольших черно-белых картинки. Девушка посмотрела на него, потом на лист. Коснулась пальцами бумаги. Потом взяла из рук Яра карандаш и принялась что-то подправлять на картинках. Через несколько минут лист лежал уже перед Яром. Он посмотрел и улыбнулся: она дорисовала на каждой картинке себя. На первой - со слезинками в уголках глаз и на щеках, на второй - хватающуюся за крылья, на третьей - улыбающейся. Яр даже пожалел, что эти рисунки потом придется смыть - бумаги-то всего по куску на каждого жителя, и вряд ли кто-то одолжит. - Значит, мы все же поняли друг друга? - спросил Яр, любуясь картинками. Рисовала она очень хорошо, настолько хорошо, что трудно была сказать, какая же из четырех девушек (включая ту. что сидела сейчас завернувшись в плед) настоящая и которая из них сейчас пошевелится. Даже отсутствие цвета не играло роли. Девушка - изначальная - улыбнулась и протянула руку с карандашом к рисунку. На листе появились состыковывающиеся и пересекающиеся линии и закругления, складывающиеся в пять знаков. Два первых из них Яр знал. Это же буквы, самые обычные буквы. Но вот остальные явно были не его алфавита. - Эл? - прочитал он. - Прости, остальных знаков я не знаю, у нас таких нет. Что это значит? Девушка обвела надпись в пузырь провела стрелки к трем своим маленьким копиям. - Тебя так зовут? - спросил Яр. - Ты - Эл? Девушка, помедлив, кивнула. Тогда Яр попытался написать свое имя. Эл непонимающе смотрела на буквы. Тогда Яр ткнул себя в грудь: - Яр! Я-р! Брови Эл чуть дрогнули. Яр подумал, что она не поняла, и хотел повторить, но тут девушка закивала. - Яр, - повторила она. Это было странно: "р" её голосом смягчалась, а "я" превращалась не то в "а", не то в "жа". Вылетая из дома через полтора часа с привязанной к животу Эл, Яр подумал, что в следующий раз он будет снимать крылья, даже заходя в дом на минуту.
Всё это было неделю назад. А сейчас Яр снова летел по городу, но на этот раз в противоположную сторону. А вот причина была все та же. Яр толкнул запыленное окно и влетел в комнату, по сравнению с которой место, где жил он, могло показаться верхним этажом. Но зато шанс, что сюда нагрянет обыск, был в разы меньше. Но он был, и именно этим шансом судьба решила воспользоваться. Сейчас сюда летел гвардейский отряд. Видимо, кто-то заметил горящий тут по вечерам свет. И почему, если раз в полгода тут кто-то пролетает, он пролетел именно в этот день? - Эл! Она вышла из соседней комнаты. Яр тихо выдохнул. Он не знал, что будет, если гвардейцы обнаружат тут Эл, да и не особо рвался узнать. Вся его любовь к риску растрачивалась в полетах, за которые ему посулили скорую синюю куртку. Времени на объяснения не было. Яр прижал Эл к себе, обвязал её той веревкой, которая удержала её в прошлый раз (и стерла Яру плечо), закинул её руки к себе на шею и бросился в окно. Он летел, не разбирая дороги, отчаянно петляя в лабиринте улиц над серым туманом низины, и злился, что вплоть до получения голубого мундира на крыльях нет даже временного невербального или вербального управления: тогда руки были бы свободны, и он бы смог держать Эл. Яр не помнил, когда он точно решил, что погони за ними нет, и взлетел на крышу ближайшего дома. - Ночевать придется тут, - сказал он, отвязывая Эл и отстегивая крылья. - А завтра мы найдем чего-нибудь. Эл посмотрела на него. Яр достал из кармана лист и маленький карандаш и быстро набросал рисунок: крыша, темное небо, и на крыше лежит Эл, а он, Яр, чуть дальше. Она выхватила у него бумагу и карандаш и принялась рисовать что-то рядом. Пару раз карандаш едва не выскальзывал у неё из рук, и она ловила его губами, снова направляя на бумагу. Она протянула ему рисунок и отвернулась. Яр взглянул на лист: крыша, темное небо, и они вдвоем лежат, обнявшись. Порыв ветра пошевелил лист, и показалось, будто линии двигаются, сплетая два силуэта на рисунке в один. - Эл? Эл обернулась - с покрасневшими щеками и полуприкрытыми глазами. Она протянула руку и коснулась плеча Яра. Он вспомнил её самую первую ночь здесь, когда она легла в углу на запасной койке. Вспомнил, как она пришла среди ночи, дрожащая, и легла - да нет, скорее упала - рядом с ним. И просто спала. Яр взял её за ладонь. - Не думаю, что что-то получится. Она опустила руку. А Яр скинул гвардейскую фуражку и протянул руку к застежке куртки, чувствуя, как краснеют щеки и разрастается в горле тугой ком. Он расстегнул куртку и чуть приспустил то, что было под ней - слой эластичных бинтов. Плоть почувствовала свободу и округлилась. Стыд жег щеки, глаза, горло и то, что находилось под спрятанными округлостями. Да, это он - гвардеец Яр, девушка по имени Мая, которую даже сослуживцы никогда не подозревали в обмане. Наверное, во многом потому, что Яра всегда привлекали девушки. - Прости, - прошептал Яр. Вернее - Мая. Рука снова легла на плечо. Чуть дрожащая, готовая вот-вот одернуться, но она была тут. Ветер подхватил и унес лист с рисунком, но Мая просто отметила это как ещё одну картинку. Маю всегда удивляло, что же привлекательного и возбуждающего находят в невинности. Но когда после легкого поцелуя в щеку она почувствовала себя так, словно глотнула согревающей гвардейской настойки - она поняла. Эл лежала под ней на крыше, ещё теплой после дня - или же нагревшейся от её тела. Её длинные светлые волосы разлились по бетону тонкими золотыми прожилками. Она перебирала короткие черные пряди Маи, когда та её целовала. Мая забралась рукой под платье. Нет, раздеваться слишком холодно, да и не к чему. И она гладила Эл под платьем, гладила всю и шептала "Откуда ты?" Видимо, это было действительно важно.
Мая проснулась от того, что холод въелся в кожу и явно собирался пробраться дальше. Она вскочила и забегала кругами, проклиная себя за то, что не догадалась взять хотя бы одеяло. А как же Эл? Эл на крыше не было. Мая позвала её. С тем же успехом можно было попытаться докричаться до неба. - Эл! Эл вдруг выбежала откуда-то. Мая выдохнула и бросилась к ней. - Ты где была? Ты как? Эл схватила её за руку и куда-то потащила. Интересно, думала Мая, а с Яром она стала бы себя так вести? Все-таки мальчишка-гвардеец внушал больше почтения. Эл притащила Маю на соседнюю крышу, соединенную с их ночлегом, и все мысли из головы Маи тут же то ли улетели с порывом ветра, то ли ухнули куда-то вниз вместе с сердцем. Посреди крыши валялась огромная куча из миллиона вещей, которым Мая не могла подобрать названия. Просто потому, что таких она никогда не видела. Разве что... - Эл, что это? Эл не ответила. Мая подошла к куче, задев ногой какую-то маленькую серебристую штучку. Та щелкнула, захрипела и вдруг запела что-то на незнакомом языке. "И весна - не весна, если ты позабыла свой город дождей..." - звучало красиво, жаль, значения Мая не знала. - Что это? Эл показала руками на уши. Мая вспомнила, что вчера она упустила лист, и одними губами прошептала самой себе несколько ругательств. А Эл вдруг бросилась к куче и подняла небольшую коробку, валявшуюся рядом с ней. Мая этого не видела. Она случайно взглянула на небо - впервые с пробуждения - и застыла. Небо было прозрачно-зеленым с яркими пятнами, и по нему словно перекатывались волны. Кое-где росли темные столбы разной толщины с зелеными облаками на верхушках. Мая видела, как туда летят птицы. - Эл, а ты не знаешь, какой сегодня день? - вопрос не требовал ответа. Мая уже и сама вспомнила, что сегодня был Запретный день. Только гвардейцы высшего ранга могли вылетать сегодня. Жителям же не разрешалось даже подходить к окнам. - Так вот почему, - Мая сжала кулаки. И эту красоту они прячут? Она посмотрела на Эл и второй раз за день почувствовала себя паралитиком: Эл держала что-то яркое в руке и рисовала этим прямо на крыше. Рисовала то, что Мая сейчас видела на небе - и то, чего там не было: низкие дома, птиц, и ещё тысячу вещей, названия которым Мая не знала.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Сидим с отцом. незапно отцовский телефон начинает вопить о том, что с него настойчиво входят. Отец (в трубку): да? В течении секунды его лицо меняется странным перетеканием эмоций, а потом раздается: да какой нахрен Саша, я это!
Почему-то меня вечно путают с отцом. Таки блин, неужели от моего рявка тоже вымирает все живое?
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Вчера мне было очень влом что-то писать, хотя вчерашний день стоил этого. Вот он, прогресс: в 18 уже не полагаешься на силу своей памяти, а записываешь. Во-первых, я нагло забил субботник. Во-вторых, порулил с друзьями на четвертый "Крик" (который, кстати, вполне меня позабавил), поговорил с абсолютно незнакомым и очень интересным человеком (за что Художница устроила мне разнос в духе "не мог попридержать его до моего прихода!!!"), потом мы гуляли по шикарной погоде и чавкающему лесу, норовящему сожрать твои ноги. Кстати, я когда-нибудь говорил, что обожаю незнакомцев? Друзей я люблю, а незнакомцев обожаю - чувство менее глубокое и важное, но более вспыльчивое. Вот так. А ещё, наверное, пора заводить бумажный дневник.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Хей, народ, я пойду стопами американцев и подам в суд на тех, кто заставляет школьнков таскать такие тяжелые сумки. Свидетель - мой врач-невролог. Я, конечно, понимаю, что школьники - зло и его надо истреблять, но можно же найти менее жестокие и более быстрые способы. Отец научил меня отличать студентов разных факультетов по внешнему виду. Чёрт, у меня теперь рефлекс же.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Итак, дамы и господа, я вроде как обещал накатать небольшую статью про писательскую работу и поиски вдохновения. Сразу предупреждения: писатель я непрофессиональный, и методы мои могут показаться боянистыми (ведь частично они позаимствованы от знакомых, из книг или переиначены из чего-то). Но они все испытаны на себе, и, если вы найдете тут что-нибудь полезное, я буду рад.
читать дальше1. Метод сообщающихся сосудов Знаете закон сообщающихся сосудов? Уровень жидкости во всех сосудах одинаков или старается стать одинаковым. То есть жидкость просто переливается туда, где пусто. Позволяйте идеям самим вливаться в голову. Толчком для вдохновения может послужить что угодно, поэтому будьте внимательны к окружающему и окружающим. Какие-то фразы, слова, предметы, люди могут натолкнуть на идею. 2. Метод вольного выпаса Гуляйте. Гуляйте в одиночестве - разговоры, да и просто присутствие знакомого человека отвлекают. По городу, лесу, парку, да где угодно. Не думайте ни о чем конкретном: рассматривайте, слушайте, трогайте (если можно, хехе), подбирайте то, что заинтересовало, если хочется. 3. Метод Дали Как известно, гений сюрреализма работал сразу после сна. Не стоит пренебрегать кое-чем из его методов: яркие, интересные сны вполне могут служить основой для произведения. Но сны имеют свойство забываться. Поэтому неплохо иметь тетрадку и поутру быстро записывать в неё нужное. Лично я делаю это тезисно, по основным моментам. Но тут главное - самому потом вспомнить и понять, о чем была речь. 4. Метод графомана Вообще тетрадь с идеями - вещь достаточно полезная. Малейшую идею можно записывать туда, и они не потеряются, как могли бы потеряться в голове. А в дальнейшем, возможно, и дозреют. 5. Метод брожения "... сперва долго бродят, разомлев от брожения, и глупо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения". Увы, но от этого никуда не деться в большинстве случаев. Есть, конечно, идеи, которые выплескиваются на бумагу сразу же про появлении в голове, но большинство сначала должно проявиться в лицах, действиях, пейзажах и прочем. На этот период главный совет - не мешайте идеям смешиваться или расщепляться. Иногда две идеи объединяются в одну, иногда, наоборот, одна распадается на более мелкие (часто зависит от предполагаемого объема произведения). 6. Антикоролевский метод Стивен Кинг рекомендовал не продумывать сюжет изначально, а поддаться его собственной силе. Конечно, я во многом с этим согласен (особенно если пишешь либо очень объемное, либо, наоборот, крохотное произведение - в первом случае удержать все линии сюжета все равно невозможно, во втором в этом просто нет нужды), но все же, по-моему, невозможно писать, не имея в голове ничего, кроме диалога, который должен состояться в пятой главе седьмой части (пусть даже этот диалог - ключевой). Поэтому советую сперва обдумывать идеи (см. предыдущий метод). Думайте о своей идее, думайте чаще, пытайтесь примерить ей начало и продолжение - одно какое-то непременно откликнется и прирастет, перебирайте все возможные ходы, приходящие в голову. Если можете - держите план в голове, если нет - записывайте (некоторые особо внезапные идеи я забивал в смс-черновики, например). Это не значит, что вы будете писать именно так, как продумали и решили - сюжетные ходы иногда радикально меняются в процессе написания, но все же иметь хотя бы примерный план стоит. 7. Метод усиления внешнего давления Если вы примерно представляете атмосферу произведения, то можно для её более яркого ощущения читать/смотреть/слушать соответствующие вещи. Многие пишут под музыку, я лично предпочитаю под кино, а одна моя знакомая - под аудиокниги. Если не можете совместить два процесса одновременно - слушайте/читайте/смотрите перед работой или при обдумывании идеи. Внимание: метод имеет побочное влияние (особенно если создателем атмосферы служит книга) - чреват невольным плагиатом. 8. Метод разумного эгоизма Я честно обожаю своих друзей, но считаю, что в моей незаконченной работе им не место. Особенно это опасно на уровне идеи, если рассказать её кому-то: можно получить стабильную головную боль в виде кучи вопросов. И незаконченные/начатые куски лучше по возможности не показывать и даже не рассказывать о них (иначе вынудят показать). Исключения - проверенные и понимающие люди, которые, возможно, сами натолкнут на идею или укажут на слабости. Обычно такие люди сами пишут и/или много читают. И напоследок: помните, что идеи могут появляться откуда угодно, но для этого надо быть внимательнее. И в первую очередь внимательнее именно к своим мыслям. Никогда не отметайте сразу даже самую бредовую идею: сперва покрутите её и рассмотрите - может, она-то вам и нужна.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Разговор с мамой по телефону: " - В общем, ты сам себе головной геморрой нашел. - Геморрой же в другом месте вообще-то. - У особо болтливых и не особо много думающих когда надо он именно там."
Но честно, я с мамой согласен. Ибо этот геморрой сейчас сидит на мне.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Ради того, чтоб потянуть время на уроке, мы готовы на все. Как Алиса говорила, даже завыть. И даже запеть. А что. - Саш, рассказать можешь? - Неа. Спеть могу, - сказал Саша себе на беду. - Давай! И я затянул "Орленка" своим несравненным отсутствующим голосом...
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
У меня сегодня было свидание (твою же ж дивизию, ненавижу это слово) в 9 утра. Что смешно, назначено оно мне было за час до этого. И через неделю мне предстоит свидание с тем же человеком в том же месте, назначенное сегодня. А вы знаете таких людей? Что, никак? Хех.
читать дальшеУ стоматолога я был. И внезапно проникся верой, любовью и всяческими возвышенными чувствами. Хотя мне явно повезло. Ибо, когда я стоял в очереди, из-за дверей кабинета вырулила сатанинского вида бабка и карканьем стала зазывать пациентов к себе в логово. Я честно решил, что усе, все будет, как в первый раз (а это была эпичная история лишения девственности моих зубов, ага). Ан нет - в кресло я попал к такой фее, что при выходе из больницы счастливо улыбался, забив хрен и редьку на пломбу.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
К ночи эта чертова деревня становится похожа на филиал города Дерри. Во всех люках булькает, а в овраге с трубой так и вообще шандец. И, естественно, я туда полез. Помедитировал минуты три. Репьев понацеплял.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Ребят, возник вопрос. В основном к киноманам и меломанам. Кто смотрел первый "Пункт назначения" (Final destination), те, наверное, помнят песню, которая звучала во время мемориальной службы по ученикам (после аэропорта). Кто скажет название и исполнителя - буду очень благодарен. Кто кинет ссылку на скачать - буду благодарен вдвойне.
У всех людей есть крылья. В черепе на клиновидной кости
Некстати про "Пункт" вспомнил. Пошел пересматривать и обнаружил на лицензионном диске америкосского производства вырезанные сцены и альтернативную концовку первой части. Не, та, которую оставили, конечно, правильней, эффектней, интересней и вообще. Но ребенок во мне, маленький Саша в шортиках на велике с добавочными колесиками, топает ногами и требует справедливости того варианта конца.